Будучи рождённым и воспитанным в Советском Союзе, я вырос убеждённым атеистом и не верил ни во что сверхъестественное.

Кстати, в догматы официальных религий, будь это православие, ислам, иудаизм или ещё что-то, не верю до сих пор. Однако произошёл со мной случай, который в какой-то степени поколебал мои взгляды на эти вещи и заставил пересмотреть другие странные события, которые раньше казались мне простыми случайностями.

Это событие случились около 18 лет назад. Живём мы с семьёй в небольшом городке Саратовской области, а в другом районном центре, за полторы сотни километров от нас, жил мой дядя Гриша, с которым мы поддерживали постоянную связь. После 70-ти лет у него всё чаще стали побаливать старые фронтовые раны, полученные во время Отечественной Войны, и врачи однажды намекнули, что нужно готовиться к худшему.

К тому времени дядя жил, как сейчас модно, «гражданским браком» со второй женой; с первой же, которая родила ему дочь, а та внучку, они разошлись мирно - без скандалов и претензий. С гражданской женой - Анной Степановной, которую все, в том числе и мы, называли тётя Нюра – они жили очень дружно и во всём друг другу помогали.

Ранним утром в начале августа у нас дома зазвонил телефон – по межгороду звонила тётя Нюра - она сообщила, что в больнице в четыре часа скончался дядя Гриша. Не прошло и часа, как мы с женой на «жигулёнке» выехали из дома, захватив всю имеющуюся наличность, и к половине десятого были уже на месте. В доме находились несколько соседок, которые помогали хозяйке в подготовке к похоронам.

Нам рассказали, что тело покойного сейчас ещё в больничном морге, где санитары согласились за небольшую плату обмыть его, сбрить отросшую щетину и одеть в погребальный костюм. В разговоре выяснилось, что покойника, по православному обряду, следует хоронить в неношеной одежде; нательное бельё ещё может быть постиранным, а вот верхняя одежда должна быть новой. Тётя Нюра совсем расстроилась и сказала, что не успела купить новый костюм. Мы с женой вызвались поехать в Саратов и в магазине ритуальных принадлежностей купить всё необходимое для погребения.

В день похорон обнаружилось, что наш родственник был довольно-таки известным и уважаемым в посёлке человеком - проводить его в последний путь собралось много народа. Похороны прошли с соблюдением всех православных обрядов: священник местной церкви прочитал заупокойную молитву, атеисты ограничились короткими прощальными выступлениями. После поминального обеда мы с женой решили уехать домой, так как хозяйство уже долго оставалось без присмотра.

Недели через три после похорон мне приснился очень странный сон, я даже не вполне уверен, что это был сон – настолько ясным и чётким было видение. Я ощущал себя в кухне за столом, читающим книгу, когда мне почудилось чьё-то присутствие. Подняв голову, я увидел дядю Гришу, который стоял в проёме открытой двери. Он подошёл к столу и сказал, что мы, провожая его, забыли положить в карман носовой платок, а без него ему никак нельзя. Он уже кое-кого просил об этом, но никто его просьбы не выполнил. И вот теперь он обращается ко мне, чтобы я передал ему новый платок с Семёном Карасёвым.

Утром я рассказал про свой сон жене. Она задумалась, а потом сказала, что я что-то путаю, так как Карасёвы поселились в нашем городке лет семь назад, а дядя не приезжал к нам больше десяти лет – это мы к нему всё время ездили - а это значит, что знать Карасёвых он никак не мог. Это было действительно так, и я решил на свой сон не обращать сколько-нибудь серьёзного внимания.

Следует сказать, что семь лет назад на нашей улице, в двух кварталах от нас, купила дом женщина с двумя сыновьями-близнецами, это и были Карасёвы. Мать, Вера Георгиевна, устроилась работать медсестрой в больнице, а ребята, окончив школу и отслужив в армии, в этой же больнице работали шоферами – Саша на «скорой помощи», а Семён на грузовике.

Вера Георгиевна уже с неделю с тяжелейшим сердечным приступом лежала в больницу, и врачи всерьёз опасались за её жизнь. У меня непроизвольно мелькнула мысль, что для передачи платка дяде наиболее подходящим кандидатом может быть не Семён, а его мать; однако эту мысль я постарался быстрее заглушить.

День был нерабочим – либо суббота, либо воскресенье – не помню точно, и мы с женой сидели на кухне за поздним завтраком, когда пришла соседка из дома напротив. То, что она рассказала, повергло нас в ужас.

Ночью в больнице умерла Вера Георгиевна, и утром дежурный врач послал машину «скорой» с медсестрой, на всякий случай, к её сыновьям. Водитель и медсестра обстучали все окна, но никто не вышел из дома, тогда решили барабанить в дверь, однако дверь оказалась незапертой, и они вошли в дом. В доме резко пахло газом и, закашлявшись, они выскочили во двор. Набрав в лёгкие воздуха и затаив дыхание, водитель вбежал в дом и в кухне на полу увидел Семёна. Перекрыв кран шипящей конфорки газовой плиты, он подхватил Семёна под мышки и выволок его из дома. Сашу нашли в спальне лежащим в постели тоже без признаков жизни. Оба трупа успели застыть.

Как предположили следователи – это был несчастный случай. На столе в кухне нашли полупустую бутылку водки, стакан, закуску, а на плите почти полный чайник. При вскрытии алкоголь обнаружили только в крови Семёна. Очевидно, когда Саша лёг спать, Семён выпил водки и хотел согреть чаю. Поставив чайник на газ, он мог задремать за столом и не слышать, как закипевшая вода полилась через край чайника и залила конфорку. Других объяснений этой трагедии не было.

Расходы на похороны семьи Карасёвых полностью взяла на себя больница, а руководили похоронами завхоз больницы и соседка – подруга Веры Георгиевны. Я выбрал момент и рассказал им о поручении дяди Гриши, на что они благосклонно согласились. Купленные женой три носовых платка я положил в гроб Семёна Карасёва перед самой отправкой траурной процессии.

Поминки нашего родственника на сороковой день проводились в доме тёти Нюры. Когда закончился обед и была вымыта посуда, мы с хозяйкой и двумя её подругами устроились на крылечке подышать свежим воздухом. Разговор всё время крутился вокруг дяди Гриши, и я рассказал про свой сон и дальнейшие наши действия при похоронах Карасёвых. Вдруг наша добрая тётя Нюра горько разрыдалась; когда мы её немного успокоили, она поведала о том, что наш дядя и к ней приходил во сне и с той же просьбой, только смысл этого сна она поняла слишком поздно.

Все эти события основательно подорвали мою уверенность в том, что после смерти от человека ничего не остаётся; я не знаю, что именно есть за той последней чертой, но что-то всё-таки есть, и это что-то в курсе всех дел, происходящих в нашей земной жизни.